университете, потому что он уже ведет общественную работу. Мой муж рассмеялся и поцеловал меня в макушку.

А потом мы отправляемся на гору Наньно. Сезон сбора чая всегда полон забот, так что мы с А-ма обычно посещаем тайную рощу уже перед самым отъездом. Но только не в этот раз. Сразу по прибытии я попросила ее пойти со мной туда. Моей маме исполнилось семьдесят восемь лет. Она всю жизнь прожила на горе Наньно, дышала чистым воздухом, ела свежую пищу и ходила по этим горам, ухаживая за чайными деревьями и людьми. Она сильная, и я отстаю от нее, пока она поднимается по горным тропам, которые становятся все более узкими, пока последняя из них не исчезает. Она поджидает меня у валуна, и мы вместе обходим его.

Что такое еще один год для здешних деревьев? За двадцать восемь лет, что я знаю об их существовании, они кажутся неизменными. Когда-то я думал о роще как о месте боли, страданий и смерти. Теперь же для меня большая честь получить ее в наследство.

Но это может быть гораздо больше. Я иду прямо к материнскому дереву и глажу его кору. На моих ладонях появляется желтый порошок, который я протягиваю А-ма, чтобы она увидела.

– Ты знаешь, что это такое? – спрашиваю я.

– Это подарок, завезенный сюда нашими матерями-кочевницами, когда они путешествовали…

– Господин Хуан считает, что это нечто большее.

Услышав его имя, она хмурится, поворачивается ко мне спиной и идет к краю обрыва. Я держу свои пожелтевшие руки перед собой и подхожу к ней. Вместе мы смотрим на горы.

– Он утверждает, что желтые нити вылечили Сяньжуна, – говорю я.

Она косится на меня краем глаза, ее взгляд намеренно избегает мои ладони.

– Мальчик умирал, когда впервые попал к нам. Любому это было понятно. Я сделала все, что в моих силах. Поила его чаем из листьев материнского дерева и давала многие другие средства. А еще я приготовила два чайных блина из листьев материнского дерева, которые господин Хуан взял для своего сына…

– Я не знала. – Я жду дальнейших обвинений.

Вместо этого она говорит:

– И ты тоже ему помогла. Не все выздоравливают на нашей горе, как ты знаешь. Ему повезло.

– А что, если он снова заболеет? – спрашиваю я.

– Каждый год, когда он приезжает, я осматриваю его. Он здоров. Если однажды он придет ко мне больным, я сделаю для него все возможное, как и для каждого жителя горы Наньно.

– А что будет, когда ты уйдешь в мир иной? Что, если один из детей Сяньжуна заболеет?

– Ты можешь…

Я не даю ей закончить.

– Я могу принять роды и помочь девушке с прыщиком. А что еще? Ты последняя женщина в нашем роду с такими навыками. И мы не знаем, почему Сяньжуну стало лучше, а многим другим не помогло. – Я даю А-ма время осмыслить сказанное. Затем добавляю: – И еще кое-что!

Я никогда не перестану уважать свою маму. Она занималась сельским хозяйством, собирала овощи и молотила рис, выращивала и забивала животных, готовила на всю семью, пряла нитки, ткала полотно, шила и вышивала. Она прошла по всем тропинкам на нашей горе. Она принимала роды, ухаживала за слабыми, больными и умирающими. Я люблю ее, и необходимость объяснять ей, что такое спутники и GPS, причиняет мне сильную боль. Для нее это такие же выдумки, как для меня когда-то электричество, телефоны и телевидение, и она с ужасом глядит на меня, когда я прихожу к своему пугающему выводу.

– Это место ищут. Господин Хуан уже знает, где оно находится…

– Но никто не должен видеть… – говорит А-ма, и в ее настойчивости чувствуется тяжесть поколений. – Я никогда не позволю этому незнакомцу…

– Ты не понимаешь? Это может быть не он. – У меня перехватывает горло от осознания, когда я наконец принимаю то, что господин Хуан сказал мне той ночью на вечеринке. – Это будет не он. Господин Хуан просто предупредил нас. Подумай, что это значит. Неизбежность того, что грядет… Неконтролируемое, как ветер…

– Ни один мужчина не может сюда прийти. – Мне мучительно слышать в голосе А-ма страх и печаль. – Они умрут, как умер твой дед…

Для меня это тоже жестокая трагедия и ужас, но я продолжаю убеждать, используя доводы, которые, я знаю, она поймет.

– То, что случилось с дедушкой, – судьба. Это могло случиться где угодно.

– Но мы должны держать это место в секрете.

Я поднимаю ладони, чтобы она не могла их не увидеть.

– Не пора ли нам узнать, что это такое? Откуда оно взялось и есть ли еще что-то? Как оно работает и работает ли вообще? Можно ли его воссоздать? Если это пойдет на пользу…

– Но женщины нашего рода…

– Да, женщины нашего рода, в том числе и мы с тобой, связаны этими желтыми нитями. Ты и предыдущие поколения защищали материнские и сестринские деревья от войн, караванов и кочевников, которые проходили через гору Наньно на протяжении многих веков. Но теперь люди – или бессердечные мужчины, или злые женщины, или коварные торговцы, или безжалостные ученые – неминуемо явятся сюда со своими GPS, хотим мы этого или нет. Может, нам было суждено защищать материнское дерево до этого момента.

– Я всегда буду помогать мальчику! – в отчаянии говорит А-ма.

– Если ты можешь вылечить его, то почему бы не вылечить тех, кто живет на соседней горе? Разве ты отвергла бы того, кто приехал к нам из Иу или Лаобаньчжана больным, со страдающей женой или с ребенком с высокой температурой на руках? Конечно, нет. Если ты говоришь «да» человеку с соседней горы, то как быть с людьми из других частей Китая?

А-ма начинает плакать. Я загнала ее в угол неопровержимыми фактами. Она внезапно утрачивает свою гордую стать и выглядит теперь печальной, хрупкой, старой женщиной. Это моя вина.

– Кому теперь доверить? – бормочет она, ее голос дрожит. – Что будет с деревьями, когда о них узнают?

Я обнимаю маму и крепко прижимаю к себе. Я не знаю ответов.

Паломничество к месту происхождения

Мы задерживаемся у входа в зону проверки безопасности. Мама выглядит элегантно в брюках кремового цвета и персиковом кашемировом свитере. Папа в шортах и футболке «Лейкерс». Я в узких джинсах и толстовке. Мои волосы собраны в хвост. В ручной клади у меня чайный блин, ноутбук, книги и другие необходимые для полета вещи.

– Я хочу с ним познакомиться, – говорит папа в пятидесятый раз.

Сколько вариантов ответа я могу придумать? Он скоро приедет. Может,